Под-Московье - Страница 270

270

Кошка снова молча кивнула, начиная догадываться, что мужик слегка навеселе — оттого такой добрый и разговорчивый. В собеседнице он, похоже, не слишком нуждался: сам себе задавал вопросы и сам тут же на них отвечал — знай только кивай и поддакивай.

— Если б ты увидела, к примеру, вичуху или стигмата, боже упаси, ты бы от страха умерла, наверное.

Кошка дернула головой, стараясь удержаться от смеха. Вичух и стигматов ей за последнее время встречать приходилось немногим реже, чем людей. Мужик по-своему истолковал ее движение — решил, наверное, что девушка смутилась и напугалась. Ободренный таким вниманием, он вещал дальше:

— А уж веселые мутанты с Каланчевки — это, скажу я тебе, чуть ли не самые кошмарные существа. Они примерно как люди, только все волосами заросли и передвигаются на четвереньках — да так быстро. И дышат хрипло на бегу — хех-хех-хех — как будто хохочут. Оттого, когда стая бежит, ее издали слышно. И ведь многие одеты в обноски какие-то — вот в чем кошмар. Так посмотришь на них и задумаешься — что жизнь наша? Сегодня ты еще ходишь на двух ногах и спишь в тепле, а завтра уже на карачках бегаешь и объедкам радуешься. Но я тебе так скажу — не это самое страшное в теперешней жизни, Катя. Теперь ведь человек человеку — зверь. Убить готовы друг друга из-за ерунды. И ладно бы мужики только. Бабы еще хуже лютуют. Вон, говорят, на Китай-городе одна троих порешила просто из-за того, что не понравилось ей, как они посмотрели на нее. Представляешь, что творится, если даже там, на станции бандитской, ужаснулись люди? Даже по их понятиям это — форменный беспредел. И ведь так до сих пор убийцу эту и не поймали. Как подумаешь, что и теперь она где-то поблизости ходит… Вот только представь себе — идешь ты с детьми по туннелю, а она — тебе навстречу. С ножом. Говорят, за нее большую награду обещали. Я все сам собираюсь по туннелям побродить — может, встречу ее где? Мне ту премию получить совсем не помешало бы, да и дело бы доброе сделал — хороших людей от убийцы избавил. Страшные времена настали, Катя, вот, что я тебе скажу, если даже бабы так озверели…

— Мне пора, наверное, — пробормотала Кошка. Мужик выглянул из палатки и махнул рукой:

— Да рано еще, не подошла дрезина. А я ведь тоже один-одинешенек, Катя. У тебя вон хоть дети есть. Может, останешься со мной жить? Я вижу — ты девушка скромная, а что с детьми — так это даже лучше. У меня была жена раньше, но ребенок мертвый родился, она и ушла. А теперь тоскливо. Хочется, чтоб ждал кто-нибудь из походов. Зарабатываю-то я неплохо, прокормили бы твоих крикунов. И ты бы жила, горя не зная. Ну там, иной раз постираешь, сготовишь чего-нибудь — зато сыта была бы, семью имела. Соглашайся! Попытка не пытка — не поладим, так разбежимся.

Кошка решила попробовать сменить тему.

— А мне показалось, — тихонько сказала она, — что когда дрезина отъезжала, под нее девушка спрыгнула, прямо на пути.

— А-а, — не удивившись, сказал Никита, — в красной шали, что ли?

— Да. Откуда ты знаешь? Эта шаль так и летела за ней — словно крыло, — вздрогнула Кошка.

— Обычное дело — привидения, — охотно разъяснил Никита. — Ее тут видели уже. Самоубийца, наверное, вот и не может успокоиться. Тут еще и не такое бывало. Часовые рассказывали — однажды ночью целый траурный поезд мимо проехал. Тихо-тихо — без гудка, без огней… Просто выехал из туннеля паровоз старинный, тянущий открытую платформу. А на ней, прикинь, гроб открытый стоял, весь венками и еловыми лапами заваленный, цветами усыпанный! И лежал в нем мужик в черном пальто, с небольшой бородкой, торчавшей вверх. Проехал поезд вдоль всей станции и снова в туннеле скрылся. Откуда ехал, куда делся, — никто не узнал, спрашивали потом — на следующей станции его не видели. Часовым дали по три дня отгулов, налили спирта и велели языком не трепать. Да только рты народу разве позатыкаешь? Лично я думаю, что это как-то было связано со штурмом Комсомольской радиальной. Потому как произошло вскоре после этого. Слыхала, небось, о тех событиях? Когда наши коммунистов штурмовали? — понизил он голос.

Кошка мало что слышала об этом, но, на всякий случай, кивнула.

— Вот я и думаю, — сказал Никита, — что был то, на самом деле, поезд-призрак с Красной ветки. Просто не туда заехал. А может, нарочно был послан, в напоминание и наказание… Так что ты решила, Катя? Останешься со мной?

— Да я не могу… — начала было Кошка. Никита нахмурился:

— Я бы на твоем месте крепко подумал, Катя, прежде, чем отказываться. Уж больно ты разборчивая в твоем-то положении. Себя надо помнить. Я вон тебя с довеском готов взять — это не всякий тебе предложит. Я мужчина самостоятельный, обеспеченный. А ты, Катя, сдается мне, врешь. У тебя, наверное, и мужа-то никакого никогда не было. Обманул, небось, мужик и бросил с пузом. Но я не мелочный, Катя. Я готов тебя простить. Так что пока не поздно, подумай хорошенько, прежде чем от своего счастья отказываться.

У Кошки отвисла челюсть. Теперь ее еще и во вранье обвинили — а она ни слова толком и сказать-то не успела, все больше молчала и кивала.

Тут, к счастью, Павлик у нее на руках захныкал.

— Ой, он, наверное, снова есть хочет!

— Так покорми его.

— Мне нечем, — пробормотала она.

— Молока, что ли, нету? Это тут часто бывает, — авторитетно заявил Никита. — Питание неважное и все такое. Посиди тут, а я поищу кого-нибудь, кто может помочь.

Подождав чуть-чуть после его ухода, Кошка быстро выбралась из палатки и поспешила к перрону. Дрезина уже стояла там, она торопливо уселась и все оглядывалась — не догоняет ли ее новый знакомый? Наконец дрезина тронулась, и Кошка облегченно вздохнула. Ей казалось, что осталось совсем немного.

270