Под-Московье - Страница 244

244

— Я не сразу догадалась. Сначала просто увидела — стоит женщина, красивая очень. Волосы у нее темные, на цыганку немного похожа. А мимо как раз какие-то отморозки шли, и святая сделала так, что они не заметили ни меня, ни ее. Я пыталась с ней заговорить, но она пропала.

— Да, так про нее и рассказывают люди, — уверенно сказала Нюта. — Некоторым она является с ребенком на руках, а кому-то — одна. Всегда приходит в трудную минуту и всегда молчит.

— Значит, веришь в нее?

— Как же не верить, если она из наших краев. Говорили, что чуть ли не на Полежаевской вся эта история случилась — еще до того, как всю станцию вырезали.

— Вот и молись, — велела Кошка, — а о плохом заранее не думай.

«Если даже это не подействует, то хоть отвлечет на время бедняжку от тяжелых мыслей, — подумала она про себя. — И уж по мне, верить в Алику-заступницу не глупее, чем в Невидимых наблюдателей. Она женщинам как-то ближе и понятнее — это раз. А два — как ни крути, Невидимых наблюдателей потому и прозвали так, что их никто никогда не видел. И есть ли они вообще — это на самом деле никому не известно».

— Холодно здесь, — поежилась Нюта.

— Пойдем лучше обратно, — решила Кошка. — Чего-то не хочется мне тут оставаться.

Они шли на станцию, держась за руки. Нюта всхлипывала.

— Знаешь, — вдруг сказала она, — Роджер, наверное, скоро отправит нас по домам, как обещал. Я вернусь на Улицу Тысяча девятьсот пятого года, а ты куда пойдешь?

Кошка не знала, что ответить.

— Нет, если это секрет, то не говори, — торопливо пробормотала Нюта, превратно истолковав ее молчание. — Просто я хотела тебе сказать — если когда-нибудь тебе понадобится убежище, приходи ко мне — и я помогу. На этой станции меня знают и уважают, если я за тебя попрошу, тебя тоже примут, как родную.

Это было новое ощущение для Кошки. Ей такого никто еще не говорил, и это было приятно.

— Спасибо, — искренне ответила она, — я буду помнить твои слова. И грустно продолжала — уже про себя:

«Но предложением твоим вряд ли воспользуюсь, потому что не хочу навлекать всяческие беды и на тебя тоже. Ты не знаешь, кого приглашаешь в гости — убийцу, преступницу, которую ищут бандиты. И может, вот-вот найдут. Кровавый след тянется за мной, смерть играет со мной в догонялки, я не хочу приводить ее к тебе. Пусть лучше мое проклятие сгинет вместе со мной…».

Нюта замолчала, а Кошка вдруг подумала: вполне возможно, она сейчас вспоминает историю, рассказанную тем пареньком у костра. И может, вот-вот догадается, у кого на груди только что плакала. Какими глазами будет Нюта смотреть на нее тогда? «Ничего, — подумала Кошка, скрипнув зубами. — Я многое уже вынесла — выдержу и это».

* * *

Когда они вернулись на станцию, их уже встречал Роджер. Ему хватило одного взгляда, чтобы понять, что произошло, но внешне начстанции прямо-таки лучился радушием:

— Не годится, девочки, гулять ночами в наших тоннелях. Вернулись — и ладно, а в другой раз я вам провожатого дам. Да, я вижу, вы уже в себя пришли? Домой, поди, захотелось? Это мы тоже скоро устроим.

Поймав взгляд Кошки, он сочувственно ухмыльнулся и покрутил пальцем у виска, незаметно кивнув на Нюту. Видно было — Роджер считает, что у девушка поехала крыша, но относится к этому с пониманием.

Кошка убедила Нюту лечь спать и посидела с ней, пока та не заснула. Ее уже все это начинало утомлять. Самой ей теперь ночами почти не хотелось спать — ведь именно по ночам сталкеры обычно ходят на поверхность, вот организм и перестраивается.

Тихонько выбравшись из палатки, она вышла на станцию. Прислушиваясь к разговорам тех немногих, кто еще не спал, незаметно дошла до подсобного помещения, где обитал Роджер. Она решила, не откладывая, поговорить с ним о будущем. Почему он оттягивает их отправку домой? И она, и Нюта уже нормально себя чувствуют.

У входа стоял часовой. Он покосился на нее, но ничего не сказал, поэтому Кошка заглянула внутрь. Она уже как-то заходила сюда, и в первый раз обстановка ее поразила. На стене висел подклеенный плакат, изображавший старинный корабль с полуголой девушкой на борту. Стену напротив украшала черная тряпка, на которой был изображен белый череп, а под ним — две скрещенные кости. Кошке показалась, что на какой-то другой станции ей уже попадались похожие изображения — то ли у анархистов, то ли у фашистов. Еще к стене было прикреплено деревянное колесо. Сам Роджер сидел за грубо сколоченным столом на деревянной лавке и что-то бормотал себе под нос. Полосатая майка выбилась из штанов, в воздухе висел запах перегара. Но когда он зорко посмотрел на нее, Кошка поняла, что начстанции не так уж и пьян.

— Что, не спится? — спросил он. — Как здоровье?

— Я об этом и хотела поговорить. Я уже поправилась, мне уходить надо.

Кошка уже не первый раз заводила этот разговор, но Роджер обычно отмахивался, ссылался на занятость или говорил, что рано ей еще об уходе думать — не окрепла, мол. Но теперь, хоть он и был слегка навеселе, уходить от разговора не стал.

— Ты вот думаешь только о себе, — упрекнул он, — а у меня обо всех должна голова болеть. Ты-то, может, и поправилась, а подруга твоя совсем плоха. Глаза у нее какие-то… невменяемые.

«Ну и гад! — подумала Кошка. — Нечего было беременную девчонку наверх посылать! Чего ж теперь удивляться, что она не в себе?» Но ссориться сейчас с Роджером в ее планы не входило, и она довольно мирно сказала:

— Ну при чем тут она? Она пусть остается, а я пойду. Могу даже без провожатых.

— А вот этого не надо, — озлился Роджер. — Нечего тут, понимаешь, самодеятельность разводить! Все будет, и провожатые будут, дай срок. Мне сперва кое в чем разобраться надо. Часовые говорят, что с недавнего времени в туннеле на Октябрьскую какая-то ерунда творится. Как бы не завелся там зверек какой недобрый. Надо это все сначала проверить. Да и у тебя вон рука не зажила еще.

244